Как слово наше отзовётся. Внештатный автор Николай Цыкаленко привёл примеры из жизни

Одно из учреждений. В зале полно людей: мужчин, женщин. К выходу направляется мужчина лет 50. Грузный, представительный. И тут в зал заходит второй. В тёмной маске. Видать, знакомый мужчины, направлявшегося к выходу, и он обращается к нему примерно с таким вопросом:

 – Что ты надел маску? Сними её!

Только всё это было сказано не так. Неприличными словами. И этого мужчину не смутил даже тот факт, что в зале было много людей, в том числе женщин. Видать, человек привык так общаться, слишком уж бедный лексикон у него, состоит из одних матерных слов.

В этой связи вспоминается другой, аналогичный, случай. Пошли мы как‑то с супругой на городское кладбище. Стоим у одной из могил. А откуда‑то доносится громкий отборный мат. Никак, кто‑то с кем‑то ругается. И это в месте, где вообще разговаривать громко не хочется, боязно. А тут громкие отборные словечки на всё кладбище, от которых, наверное, даже покойникам, лежащим в могилах, не по себе. Как такое возможно?

Направляюсь к этим людям. Но вижу лишь одного в тени какого‑то дерева, мужчину лет 30–35. Стоит он у оградки и громко обращается к тому, кто похоронен за ней. Называет его непристойными, самыми последними словами. Громко, как привык, видимо, общаться со всеми.

 – С кем это ты беседуешь? – спрашиваю его.

 – С батей, – отвечает.

 – Что же так неприязненно, с матерком?

 – А он иного отношения не заслужил.

 – Но всё же он тебе отец, – продолжаю дискутировать с ним. – К тому же покойник.

Мужчина, наконец, повернулся ко мне, смерил неприязненным взглядом с головы до ног. И я тут же пожалел, что ввязался в этот разговор. Ну, думаю, сейчас и мне достанется, так сказать, по первое число. Но этого не случилось. То ли мужчина узнал меня, то ли уж миролюбивый тон моего голоса его обескуражил. Но он заговорил более спокойно.

 – Знаете, – сказал он, – какой сволочью был этот человек? – кивнул в сторону могилы. – Гулял, пил безбожно. Избивал мать, до срока загнал её в могилу.

 – А под оградкой лежит один, – заметил я. – А где же могила матери?

 – В другом конце кладбища.

 – Пожалуй, вместе им было бы лучше лежать?

 – Отец тоже так думал, – вздохнул мужчина. – Просил похоронить рядом с женой. Но не мог я этого сделать! – воскликнул он. – Не мог! Да и мать вряд бы обрадовалась такому соседству!

Постояли молча. Наконец мне надоела эта тягостная тишина. Взглянул на мужчину. Он стоял, понуро опустив голову, отрешённый от всего и вся. Пора уходить.

 – Всё‑таки ругаться, материться на кладбище не надо, – сказал я напоследок.

 – Я понимаю, – нехотя отозвался он. – Да только накипело вот тут, – дотронулся рукой до груди.

И третий случай, весьма поучительный, о котором хотелось бы поведать читателям «Знамени труда».

Как‑то во время отдыха на пруду ко мне подсел пожилой мужчина. Начал жаловаться на сына. Что он такой-сякой, не слушается отца, ни во что его не ставит, обзывает последними словами, того и гляди, с кулаками набросится.

 – В кого же он такой уродился? – спросил я, памятуя о том, что яблоко от яблони укатывается недалеко.

 – Кто ж его знает, – ответил мой собеседник, отворачивая лицо в сторону.

Попрощались. Метров через несколько мне повстречалась молодая симпатичная парочка. Хотя, вероятно, и не знали меня, тепло поздоровались. И пошли дальше. Минули куст, за которым сидел мой собеседник, изливавший душу по поводу непутёвого сына. И тут оттуда послышался отборный мат. Это «путёвый» отец крыл им молодую пару. Те ввязываться не стали, поспешно удалились.

Такое откровенное хамство я не мог оставить без последствий. Вернулся к нему, спросил:

 – Что они, молодые люди, сделали плохого? Чем вызвали такой гнев?

 – А ничем, – ответил. И добавил раздражённо: – Шляются тут всякие…

 – Теперь я понимаю, в кого пошёл ваш сын, – заметил я.

 – И в кого же? – сощурил тот глаза.

 – В вас. У такого отца иной и не мог вырасти!

Сказав это, я быстро удалился. На душе было дурно, прескверно, словно соприкоснулся с грязью, с чем‑то очень нехорошим.

Конечно, хамов, сквернословов хватает в нашей жизни. С подобными явлениями мы сталкиваемся всё чаще. Ругань, мат слышны отовсюду. И мне хочется спросить: а не мы ли виноваты в том, что так происходит? Взять случай в одном известном учреждении, с которого я начал этот разговор. Мужчина во всеуслышание высказался громкими непечатными словами. И, представляете, никто не высказался по этому поводу, не возмутился, не сделал замечание. Все восприняли как должное. Уверен, несколько десятков лет назад так бы не произошло. Как‑то раньше не было принято употреблять такие словечки по поводу и безо всякого повода. Мужчины не ругались при женщинах, детях. Такое было негласное правило. А сейчас – пожалуйста. Редко кто задумывается над тем, как наше слово отзовётся.