Случай в лесу. Житель Бирюча Николай Цыкаленко вспомнил историю из своего детства

Прошло более 75 лет, как закончилась Великая Отечественная война. Мало осталось тех людей, кто в лихую годину отстаивал с оружием в руках честь и независимость нашей Родины, кто работал в тылу под лозунгом: «Всё для фронта, всё для победы». Мельчают ряды и так называемых детей войны, к которым относится и автор этих строк. С малых лет мы трудились наравне с взрослыми. Пасли скот, работали в поле, на фермах, стояли у станков на заводах.

Было очень трудно и голодно в то время. Порой месяцами не видели корочки хлеба. Но не роптали, стойко переносили все невзгоды. Помогали матерям, меньшим братьям, сёстрам. Старались принести в дом хоть копейку. Осенью отправлялись в лес – Тройчатое, Редкодуб, Ровное. Собирали ягоды шиповника, раздирая в кровь руки о его шипы. Приносили домой, сушили и сдавали в аптеку, за что получали деньги. Небольшие, по существу, копейки. Но и они как‑то помогали выжить, мало-мальски одеться, обуться. Приносили домой дички яблонь и груш. Занимали ими все углы в доме, высыпали под кровати, другую мебель. Они там доходили, источая ни с чем не сравнимый аромат. Затем матери их сушили. Отправляли на заготпункт, варили из них вкуснейшие компоты.

Но собирать их в лесу строжайше запрещалось. Кто такое принял решение, зачем – понятия не имею. Но за такие действия могли строго, очень строго наказать. Хотя, впрочем, эти дары леса осыпались, гнили под деревьями, приходили в негодность. Но тем не менее брать их было нельзя. И всё же мы, послевоенные ребятишки, отправлялись за ними в лес. Думали, ну кто нас, мальцов, тронет, накажет. Но, увы, ошиблись.

Однажды мы в лесу Ровное набили свои котомки яблоками, грушами – дичками, решили передохнуть на поляне. И тут появляется строгий дядя с ружьём. Злыми, ненавидящими глазами, как показалось нам, осмотрел всех нас, криво, зловеще усмехнулся.

— Поработали, значит? – произнёс нарочито громко. – Вы знаете, что за это бывает? Да я вас всех постреляю!

Мы, конечно, в слёзы, в крик. Просим, мол, не надо, дядя, нас стрелять.

— Высыпайте всё содержимое из своих котомок! – скомандовал он.

Мы послушно опорожнили их.

Мужчина сел на пень, поставил ружьё промеж ног, не спеша закурил, вероятно, размышляя, как быть дальше с нами.

— Вот что, – наконец произнёс он. – Вы все можете отправляться домой, а ты, – указал на Марию Ивченко, рослую, несколько старше нас дивчину, – останешься со мной. Я с тобой отдельно буду разбираться. Ишь, привела тут мне малышню!

Наступила гнетущая тишина. Пусть мы были ещё маленькие, но быстро смекнули, зачем её хочет оставить этот злой, нехороший дядя. И тут тишину нарушил голос её брата Сергея.

— Сестру не оставлю! – закричал он.

— Как не оставишь? – поднялся с пня человек с ружьём. – Да я тебя застрелю!

— Стреляй! Стреляй, сволочь! Но сестру в обиду не дам. Умру вместе с ней! – ещё пуще, ещё звонче закричал Сергей.

Мужчина опешил. Он явно не ожидал такого напора от юнца. Он, как показалось нам, испуганно оглянулся по сторонам. Неподалеку был тракторный отряд. Оттуда доносились голоса механизаторов, урчали двигатели тракторов. Заслышав крики, те могут прибежать на помощь, и тогда охраннику государственного добра, если он был действительно таковым, несдобровать. Зло выругавшись, он скрылся за деревьями, оставив нас в покое.

Долго мы не наведывались в лес Ровное, обходили его, как говорится, сотой дорогой. Но потом всё же не выдержали, отправились туда. Робко озираясь по сторонам, собирали дички яблонь, груш. Однако больше злого, нехорошего дядю, не видели.